"В плену (другой случай)"

Этот случай из своей жизни рассказал нам Володя Карпухин,1923 г. рождения.

Вы все вот не поверите,если я расскажу то,что было со мной. А было вот что.
Нас, пленных, было тысяч 15, не то 18. Много. Идём без отдыха. Дорогой сзади гонят с полроты пехоты, мотоциклисты, на автомашине, велосипедах и на лошадях с автоматами и ручными пулеметами. Переводчик говорит, что скоро вот в селе таком-то будет отдых. Там накормят. А когда пришли на указанное место, нас загнали в лагерь. Кругом высокая-высокая ограда - забор с колючей проволокой. Понапихали так, что некуда повернуться. Об обещанном отдыхе и не думай. А были там и русские, евреи, и татары - молодые, старики, дети, женщины. Всех перемешали с мирными жителями.
Постояли там с полчаса, о кушанье и не пикни! Вскоре послышалась какая-то команда: "Русь, ком, ком!" Вобщем, становись, по-ихнему. Построили и опять повели.
Вывели за поселок. "Русь, бегом!"
Мы пришли в замешательство. Побежали. И тут-то началось! С боков - мотоциклисты, с автомашины строчат пулеметы, сзади добивают пехотинцы... Бежим, но всё снова и снова кричат: "Русь, бегом!". Бежим опять. Я жмусь туда, где покучнее. Кто отстает, выбившись из сил, приставляют дуло и бац! В висок. А кто бежит, но не быстро, прикладами по спине и месту сиденья.
Так нас гнали долго. Пробежали с километра три. Остановили. Нас осталось не больше половины. Погнали. Опять так же со всех сторон конвоные разъезжают. Хочется жрать. Устали. Увидишь где вот поле с буряком. Достанешь - хорошо. Или где арбуз попадет, на грязь и не смотришь.
Стали вот подходить к селу. Уже близко. Заметили, что растет поблизости табак. А курить ни у кого не было. Ну и все потянулись туда гуртом. По нас длинная, длинная очередь из всех автоматов и пулеметов! Отпрянули назад. На табачном поле осталось труп на трупе человек 300!..
Идём вперед. Вот подходим к селу. Сзади кричат, чтоб прибавили ходу. Опять слышны сзади выстрелы. Затем выстрелы прекратились. Вот и село. У крайней избы лежит большая тыква. Боец-пленный подбежал и только нагнулся, чтоб взять, как тут же упал, ошарашенный по спине подбежавшим фрицем. Пленный остался лежать тут же.
Зашли в село. В селе жители заранее знали, что будут прогонять через их село пленных, то есть своих же русских. Женщины, дети, старики все высыпали на улицу. Сопровождавший офицер узнал, вернее, сам увидел, что жители для пленных на дорогу набросали множество картофелин, огурцов, моркови, на обочинах дороги накладены были и хлеб, сухари. Все было сначала бросились подбирать разложенное, раскиданное, но офицер вышел и стоит с плеткой. Выбежишь - уложит. Позовет, "русь, бери", возьмешь. И при этом он показывает плеткой на кусок. Я спросил, а если взять два куска? Он показал на шею и свистнул вверх, изображая, что вздернут.
Потом показалась еще группа женщин, которые хотели передать нам что-то из съестного. Побежали к ним пленные. Раздалась команда и застрочили автоматы и пулеметы. Люди молнией шарахнулись, оставив на том месте десятки трупов пленных и из тех женщин, что пытались передать из сострадания. Были среди них и дети.
...Шли мы так долго. Оставших пригнали в лагерь, не помню, в какой-то городок за Днепром. За 7 суток марша по 2.5 верст без отдыха отняло у нас дорогой не одну тысячу людей. Кого измором, кого пулями.. . Осталось нас тысяч три. Пришли в лагерь.
Грязь. Утром на построение. "Ком, ком!"
Выстроили. Привезли морковь. Подходишь и берешь по одной. Вот кто-то замешкался и хотел выбрать побольше, как нам показалось. И он тут же упал, прошитый пулей в шею. Узнали о том, среди нас есть евреи. Их нашли 8 человек. Опознали их по наружности. В ком сомневаются, заставляли говорить "кукуруза". Если сомнительный сказал "кукугуза", всё пропало. И вот приказали им раздеться. Сбросили с себя куртки, шапки, сапоги, оставили в одном нижнем белье. Всё остальное побросали нам, сказав: «Русь, бери!» Их положили подряд на дороге. Загрохотал танк, прошёл по ним...
Начали выявлять украинцев, проживавших поблизости в этом районе. Они получили пропуска о том, чтобы их не задерживали нигде на пути их следования. Собрали, построили их плетками, пересчитали и выпустили под музыку. Вот черти! Правда!!
Ну и вот, а мы остались. Стали теперь отбирать из нас для отправки в Германию. Вот у одного из нас сапоги порватые, почти без подметок разорваные, в коротких немецких сапогах. Офицер стал обходить ряды, и остановился против меня. У меня сапоги были хорошие. "Русь, скидай!" я сказал, что у меня сапоги "киндер", детские, значит, малы, для него не годятся. Я и вправду тогда был маленьким. Но тут же свалился под ударом здоровенной палкой. Когда очнулся, рядом со мной стояли разорванные сапоги, короткие, немецкие. Я же лежал босиком. Обулся, кружится голова.
Нас, оставшихся, повели работать на какое-то строительство. Катать бревна. Мальчишки из деревни туда часто приходили за щепками. Наберут, уходят. Я уговорил одного, передал ему свою шинель, он мне дал свою куртку. Я также набрал щепки и пошел с мальчишками вместе. Вышел за ворота. Не оглядываюсь ни на кого, чтобы не вызвать подозрения. Прошёл так два квартала. Куда же идти? Смотрю, стоят две женщины, разговаривают. Подошел к ним, расспросил, как мне попасть бы в какую-либо деревню. Они мне рассказали. Потом вдруг одна из них говорит, давай, мол, сама провожу. Пошли. Позвала к себе. Зашёл. Она меня крепко накормила, а потом предложила у них же переночевать, хотя рядом с их домом стояли немцы. Нужно сказать, что я так истощал, был голоден, что после крепкого кушанья на голодный желудок у меня расстроился живот и потянуло раз за разом на двор. Как на грех! 7 дней подряд стоял дождь! И за всё это время я должен был находиться в этом гостеприимном доме рядом с немцами. Я здесь жил, питался хорошо. Спал на полу, на половичке. Рад и этому, только бы не выгнали или не заметили немцы. Выхожу, бывало, тайком и отдубасю палкой вшей. А их у меня было не занимать!
Дождь перестал лить. Моя хозяйка и говорит, что пора мне идти, хотя и жалко. Ты же, говорит, совсем еще пацан, погибнешь дорогой. Посмотрели на карте. Примерно тысяча полтора до моего дома. Она дала мне под куртку легкий пиджачок, провизию на дорогу. Распрощались, а то, говорят, и тебя и нас расстреляют. Хозяйка вышла провожать меня сама. Идём, все смотрят на нас. Вышли за город, на Днепр. Там она договорилась с рыбаками за перевоз. Уплатила сама 20 рублей деньгами.
Переправились на ту сторону. Вышел на берег, поднялся на бугорок, сел под кустом и расплакался. Вспомнил песню: "Вот помру я, помру я, похоронят меня. И родные не узнают, где могилка моя". Впереди - 1500 км! Куда идти? Поел из своего запаса, подкрепился и пошёл. Вот Кременчуг. Кишмя кишат немцы. Заходить нельзя. Иду. Иду. И вдруг догоняет машина. "Хальт!" Выходит из кабины немецкий офицер, спрашивает, где германский пропуск? И ему стараюсь объяснить, что иду, мол, из Ростова, что мне 15 лет. Показываю на пальцах. "Зитцен зи битте!" Садись, значит. Сажусь. Нашего брата в машине еще несколько было. Приехали в Полтаву. Оттуда я дал тоже дёру! А кормили баландой. Из ячменя, ржи и 150 гр. чечевичного черствого черного хлеба. Получали баланду прямо в пилотку. И хлебаешь!
А знаешь? Идёшь вот селом, и никто тебя не пускает. Напуганы. Поверите, когда я пришел домой, мать не пускает. Иди, говорит, к соседу, они, может, и пустят. Открыла, лишь узнала меня. Хотя к этому времени наша Тульская область была очищена от немцев. Отощал я очень сильно, наелся опять до надрыва животиков и всю ночь бегал на воздух очищать перестаравшийся едой желудок.

С.М. Кушаков
18 апреля 1943 г.